Наста_Ящая
Знаете, почему спор о том, должен ли кавалер платить за даму в ресторане, и вправе ли дама принять угощение, если не намеревается продолжить банкет в более интимной обстановке, вечен? Потому что не о том спорят. Сейчас я все объясню.
Участники холиваров на эту тему обычно сбиваются на разговоры о деньгах. По готовности платить судят о благосостоянии мужчины и о его щедрости или, наоборот, жадности, а по заинтересованности женщины в угощении — о ее корысти (спасибо хоть, не об аппетите). И совершают ошибку.
Это вообще не про деньги. По крайней мере, в 9 случаях из 10: все же обычно люди выбирают заведения, посещение которых не имеет для них большого финансового значения. Десятый случай оставим на патологических нищебродов обоего пола (а нищебродство — это не бедность как таковая, а копеечная мелочность в виде как скупости в расходах, так и любви к халяве) или, наоборот, патологических демонстративных транжир.
Это — про семантику, про условные сигналы. Примерно так же, как подавание пальто: понятно же, что ни от какого особого физического усилия этот жест любезности даму не освобождает (одеться самостоятельно совсем не трудно, а многим даже и удобнее), и значение он имеет только и исключительно символическое. О мужчине, не подавшем пальто, вряд ли кто-то подумает, что он — задохлик, боящийся свалиться под тяжестью верхней одежды. Скорее всего, мы решим, что он дурно воспитан. Или — внимание! — он воспитан в рамках другой сигнальной системы, например, он — умученный феминистками американец.
А мы живем в эпоху стремительного слома привычных сигнальных систем и традиционного этикета. Это может нам тысячу раз не нравиться, но это факт. И дальше будет больше, уверяю. Глобализация, постмодернизм (пардон), появление множества новых и необычных социальных лифтов неизбежно перетасовывают сословные субкультуры, в том числе и представления о приличиях. Все это приводит к тому, что тот стандарт хороших манер, соответствием которому определяется степень воспитанности, стал весьма зыбким, а иногда его и вовсе нет.
Потому-то все эти ритуальные жесты вокруг ресторанного счета и вызывают неизменный ажиотаж. Ведь они — про выяснение, что мужчина хотел сказать, потянувшись или, наоборот, не потянувшись за кошельком, и что женщина дала понять, приняв или не приняв участие в расходах. Но вот беда: из-за разрушения всеобщего универсального этикета как раз это-то теперь и неясно.
Вариантов множество. Он платит: потому что так воспитан, потому что считает себя вправе оттанцевать девушку, которую отужинал, потому что боится, что о нем плохо подумают? Не платит: пытается унизить, не хочет класть в рот палец, опасаясь, что всю руку откусят, показывает, что в танцах не заинтересован или что заинтересован, но подчеркнуто не давит? Ну и так далее: интерпретаций разных стилей поведения женщины тоже может быть очень много.
Поэтому я давно перестала делать какие бы то ни было выводы о мужчине, исходя лишь из того, как он отвечает на мой вопрос «можно я поучаствую?» — мало данных. Я не возьмусь интерпретировать сигнал, не составив предварительно более или менее определенного представления о человеке и о его знаковой системе.
Среди разнообразных идеологий оплаты счета есть только одна, не устраивающая меня категорически: «он должен платить всегда, потому что он мужчина». У меня, видите ли, сразу возникает ответный вопрос — а что я должна ему всегда, потому что я женщина? Поразительное дело — ни одного конкретного ответа на этот вопрос мне ни разу услышать не удавалось. Получается, за цену салата, мяса и пары «Маргарит» я ввязываюсь, выражаясь экономическим языком, в контракт, условия которого не определены.
Нет, ребята, я так не играю.
Источник